Северная Корея активизировала испытания ракет, способных нести ядерное оружие, назвав недавние совместные военные учения США и Южной Кореи «военной провокацией». Автор рассматривает внутренние и внешние факторы, лежащие в основе северокорейской программы создания ядерного оружия, в том числе развитие отношений Северной Кореи с Китаем и Россией.
Хираива Сундзи, Япония
Хираива Сундзи (平岩 俊司) – Профессор Нандзанского университета, специализирующийся на современных корейских исследованиях. Родился в 1960 году. Окончил Токийский университет иностранных языков. Получил докторскую степень в Университете Кэйо. Был профессором в Университете Сидзуока и Университете Квансэй Гакуин, прежде чем занять свою нынешнюю должность в 2017 году.
. . . .
Северная Корея провела рекордное количество запусков ракет в 2022 году, при этом темпы испытаний не демонстрируют признаков снижения. Какие факторы подстегивают и стимулируют, казалось бы, безрассудную затею – ядерную и ракетную программу Северной Кореи?
Система сдержек и противовесов
Соединенные Штаты и Южная Корея начали проводить широкомасштабные совместные военные учения 13 марта 2023 года. За день до начала учений государственные СМИ Северной Кореи сообщили, что Центральная военная комиссия провела заседание и предприняла «важные практические шаги с целью более эффективного и мощного использования средств сдерживания войны в наступательных целях… то необходимо в нынешней ситуации, когда военные провокации США и Южной Кореи достигли предела терпения Северной Кореи». Впоследствии Северная Корея испытала несколько баллистических и крылатых ракет, которые, по ее утверждению, могли нести ядерное оружие. Какую выгоду стремится получить Пхеньян от этих агрессивных действий?
Главной целью, вне всякого сомнения, остается выживание режима. Подобное уже имело место после окончания Холодной войны.
В конце 1980-х – начале 1990-х годов, когда холодная война завершилась, Северная Корея столкнулась с потерей жизненно важных альянсов. В ответ Ким Чен Ир, сын и преемник Великого руководителя КНДР Ким Ир Сена, избрал для своей страны новый курс. Отказавшись от идеи своего отца построить в КНДР социалистическое государство, в котором Трудовая партия Кореи будет возглавлять нацию и ее вооруженные силы, Ким Чен Ир создал жестко централизованную систему, в которой на первое место были поставлены интересы армии, а он сам, плоть от плоти военный, руководил каждым аспектом деятельности правительства. Это была своего рода система антикризисного управления, призванная гарантировать выживание режима перед лицом внутренних и внешних угроз.
При этом крупнейшей угрозой существованию Северной Кореи Ким Чен Ир считал Соединенные Штаты. Борьба с этой страной стала его приоритетом. Именно это видение послужило причиной создания северокорейской программы ядерных разработок и в итоге получения ядерного оружия, несмотря на ожесточенные возражения международного сообщества. На момент смерти Ким Чен Ира Северная Корея все еще сражалась с задачей миниатюризации ядерного оружия и разработки системы доставки, способной достичь Соединенных Штатов, однако северокорейские ученые добились устойчивого прогресса в достижении этих целей под руководством своего третьего верховного лидера Ким Чен Ына.
Таким образом, очевидной целью деятельности КНДР после завершения холодной войны является устранение уязвимости к ядерной атаке со стороны США путем разработки собственного арсенала ядерного сдерживания. Однако на сегодняшний день реальная цель заключается в том, чтобы использовать этот арсенал для выведения отношений Северной Кореи с Соединенными Штатами на новый уровень. И Пхеньян рассматривает совместные военные учения США и Южной Кореи как ключевой показатель отношения Вашингтона к Северной Корее. В июне 2018 года при поддержке Сеула Пхеньяну удалось организовать первую в истории встречу на высшем уровне глав государств США и Северной Кореи. Поскольку обе стороны пообещали стремиться к «новым отношениям», президент США Дональд Трамп согласился приостановить совместные военные учения с Южной Кореей. Неудивительно, что Пхеньян придает учениям такое большое значение.
Некоторые аналитики настаивают на том, что главной целью Северной Кореи является снятие международных санкций, введенных много лет назад в соответствии с рядом резолюций Совета Безопасности ООН. Но, судя по поведению Пхеньяна после Ханойского саммита в феврале 2019 года, когда двусторонние переговоры сорвались, лидеры КНДР обеспокоены санкциями в гораздо меньшей степени, чем совместными учениями США и Южной Кореи. Это объясняет, почему они увидели необходимость «важных практических шагов» в ответ на стартовавшие 13 марта военные учения, которые, как говорят, являются крупнейшими совместными американо-южнокорейскими учениями.
Китай блокирует ядерные испытания
До недавнего времени Пхеньян, стараясь сориентировать американо-северокорейские отношения в выгодном ему направлении, вероятно, полагался на содействие Южной Кореи. Администрация президента Южной Кореи Мун Чжэ Ина, уделявшая приоритетное внимание взаимодействию с Северной Кореей, оказалась весьма полезной в этом отношении. Но преемник Муна, Юн Сок Ёль – первый консервативный президент Южной Кореи за пять лет – сфокусировал свою политику в отношении Севера на сдерживании, а не на вовлеченности. Он не только предпринял шаги для укрепления двустороннего альянса с Соединенными Штатами, но и немало способствовал восстановлению трехсторонних отношений в области безопасности между Южной Кореей, США и Японией. Стремясь к налаживанию более дружественных связей и более тесному сотрудничеству с Японией, Юн разработал план, который мог бы разрешить давний спор в отношении компенсации корейцам, угнанным на принудительные работы японскими компаниями до и во время Второй мировой войны. Как и ожидалось, эти шаги вызвали негативную реакцию со стороны Пхеньяна. КНДР демонстрировала все большую готовность к конфронтации с администрацией Юна, гневно отреагировала на активное развитие сотрудничества между Японией, Южной Кореей и Соединенными Штатами, а также осудила недавние совместные военные учения США и Южной Кореи.
Поскольку Япония, Южная Корея и Соединенные Штаты наращивают двустороннее и трехстороннее сотрудничество, важное значение для Северной Кореи приобретает поддержка Китая. Однако Пхеньян сомневается в надежности Пекина. Даже на фоне открытой враждебности во время американо-китайских переговоров, состоявшихся в Анкоридже в марте 2021 года – вскоре после вступления в должность президента США Джо Байдена – стороны выделили Северную Корею как область, где их интересы сходятся. Северная Корея является одной из самых ценных карт Пекина в его отношениях с Вашингтоном, остающимся главным внешнеполитическим приоритетом Китая. Скоординированная кампания давления со стороны Соединенных Штатов и Китая может стать катастрофой для Северной Кореи.
В 2017 году, после того как Северная Корея провела свое шестое и последнее ядерное испытание и запустила МБР, способную достичь континентальной части Соединенных Штатов, Пекин поддержал намерение США установить максимально жесткие санкции против Северной Кореи. Пхеньян, несомненно, стремится предотвратить повторение этого фиаско.
В январе 2021 года на восьмом съезде Трудовой партии Кореи Пхеньян принял план по укреплению национальной обороны, в который вошла разработка тактического ядерного оружия и ракет с несколькими ядерными боеголовками. Полная реализация этого плана потребует дополнительных ядерных испытаний, поэтому существует распространенное мнение, что подготовка к седьмому испытанию продвинулась далеко вперед. Но Северная Корея действует осторожно. Скорее всего, из уважения к Китаю. Пекин последовательно призывал к денуклеаризации Корейского полуострова и критиковал ядерную программу Северной Кореи. Китайцы также обеспокоены экологическими и геологическими последствиями северокорейских ядерных испытаний, проводящихся вблизи совместной границы двух стран. Давление со стороны Китая вероятно еще больше усилилось в 2022 году, когда Си Цзиньпин стремился к беспрецедентному третьему сроку своего правления. Все эти обстоятельства, похоже, убедили Северную Корею пока воздержаться от ядерных испытаний. Однако международная обстановка изменилась.
Россия как пособник
Основным катализатором перемен стало российское вторжение в Украину в феврале 2022 года. Северная Корея была одной из первых, кто объявил о своей поддержке России. Она оказалась одной из четырех стран, выступившей против резолюции Генеральной Ассамблеи ООН от 2 марта, осуждающей вторжение, в то время как даже Китай воздержался от голосования. Россия, очевидно, ценит такую поддержку и, вполне вероятно, ответит взаимностью.
Предположительно полагаясь на поддержку Москвы (однако все еще заботясь о том, чтобы не рассердить Пекин), Северная Корея впоследствии запустила серию ракет, способных нести ядерные боеголовки, в том числе свою новейшую и самую мощную межконтинентальную баллистическую ракету Hwasong-17. В мае 2022 года Россия наложила вето на продвигаемую США резолюцию Совета Безопасности об усилении санкций в отношении Северной Кореи. (Китай в этот раз также использовал свое право вето.) Таким образом, Северная Корея спешит воспользоваться ситуацией с Россией и запустить новый виток холодной войны на Корейском полуострове.
Через проливы экономических проблем
Северная Корея испытывает серьезные трудности в области экономики. На момент, когда из-за пандемии COVID-19 торговля с Китаем практически прекратилась, проблемы, вызванные санкциями ООН, уже приобрели хронический характер. Ситуация серьезно ухудшилась.
Государственное нормирование, бывшее ключевой особенностью северокорейского социализма, давно перестало эффективно функционировать, а реальная экономика стала в значительной степени зависеть от черных рынков и других нелегальных систем. Считается, что правительство КНДР осознанно снабжает такие рынки товарами из своих запасов, стремясь удержать цены под контролем. Но у этих экстренных мер есть свои пределы. В то время как мир восстанавливается после пандемии, Пхеньян прилагает все усилия, чтобы возобновить торговлю с Китаем в надежде восстановить реальную экономику. На пленарном заседании в конце 2022 года Центральный комитет ТПК подтвердил курс на укрепление обороноспособности Северной Кореи, однако всего через два месяца, в феврале 2023 года, был созван еще один пленум, посвященный сельскохозяйственной политике и подтвердивший серьезные экономические трудности, испытываемые Северной Кореей.
Северная Корея в настоящее время находится на третьем году своего последнего пятилетнего экономического плана, принятого в январе 2021 года на вышеупомянутом восьмом Конгрессе ТПК. Хотя приоритетом для северокорейского режима остается укрепление обороны, ему также придется заняться перестройкой экономики, если он планирует выжить в долгосрочной перспективе. Для этого ему нужны Китай и Россия.
Сохранение преемственности правящей семьи
Отдельным вопросом, возникшим на фоне шквала ракетных запусков, начавшихся в 2022 году, стал вопрос преемственности власти. Ким Чен Ын несколько раз появлялся со своей маленькой дочерью на ключевых стартовых площадках и на военном параде, что вызвало спекуляции о том, что ее готовят к роли следующего Великого руководителя.
Ким Чен Ын является третьим по счету руководителем, принадлежащим к династии, восходящей к «Великому кормчему» Ким Ир Сену. Считается само собой разумеющимся, что только прямой потомок так называемой родословной Пэктусан может занять эту высшую должность в будущем.
Дочь, о которой идет речь (одна из трех детей Ким Чен Ына, как говорят), вполне может претендовать на преемственность, но на данный момент имеет смысл рассматривать ее появление на военных мероприятиях как символический, теплый жест признательности по отношению к армии со стороны члена «королевской» семьи. В любом случае, эти появления подчеркивают сохраняющуюся важность преемственности. Предполагают, что правительство будет продолжать подчеркивать родословную Пэктусан как средство укрепления своей легитимности и обеспечения дальнейшего выживания режима.
Дипломатическая роль Японии
На сегодняшний день угроза со стороны Северной Кореи более реальна, чем когда-либо прежде. Ранее Пхеньян настаивал на том, что его ядерное оружие существует исключительно в целях самообороны, но в последнее время Ким Чен Ын намекнул на возможность упреждающего применения. Например, на прошлогоднем пленарном заседании Центрального комитета ТПК он сказал: «Первая миссия нашего ядерного потенциала заключается в сдерживании войны, но в случае неудачи сдерживания он выполнит и свою вторую миссию», добавив, что «вторая миссия — это нечто иное, чем самооборона». Более того, растущее количество массированных ракетных пусков Северной Кореи были классифицированы как военные учения, а это уже отличается от испытаний новых систем оружия.
Чтобы противостоять растущей угрозе, необходимо активизировать сотрудничество в области безопасности между Японией, Южной Кореей и Соединенными Штатами. Также необходимо возродить влияние Совета Безопасности ООН, которое практически сошло на нет после вторжения России в Украину. Чтобы это произошло, международное сообщество должно вернуть себе поддержку Китая и России, от поддержки которых зависит Пхеньян. До сих пор Совет Безопасности всегда действовал единогласно, то есть с согласия Китая и России, осуждая ядерные испытания и запуски МБР Северной Кореей. Мы не можем позволить Китаю или России использовать свое право вето в следующий раз.
Для этого необходимо энергично и терпеливо лоббировать Китай и Россию, и Япония должна сыграть в этом важную роль. Отношения Токио с Пекином и Москвой были напряженными в последнее время, но в нашем распоряжении имеется множество инструментов влияния. Мы должны использовать все имеющиеся возможности для обеспечения поддержки Китая и России в противодействии северокорейской угрозе.
© Times of Ukraine
. . . .
North Korea has stepped up its testing of nuclear-capable missiles, calling the recent US–South Korea joint military exercises “war provocation.” The author examines the internal and external factors behind the North’s nuclear weapons program, including its evolving relationship with China and Russia.
North Korea conducted a record number of missile launches in 2022, and the pace of testing shows no signs of easing. What are the factors driving and enabling North Korea’s seemingly reckless nuclear and missile development program?
Hiraiwa Shunji, Japan
Hiraiwa Shunji (平岩 俊司) – Professor, Nanzan University, specializing in modern Korean studies. Born in 1960. Graduated from Tokyo University of Foreign Studies and received his doctorate from Keio University. Was professor at University of Shizuoka and Kwansei Gakuin University before assuming his current post in 2017.
. . . .
Deterrence and Leverage
The United States and South Korea began conducting large-scale joint military exercises on March 13 this year. The day before the drills began, North Korea’s state media reported that the Central Military Commission had met and adopted “important practical steps for making more effective, powerful, and offensive use of the war deterrent . . . in coping with the present situation in which the war provocations of the US and South Korea are reaching the red line.” Subsequently, North Korea tested several ballistic and cruise missiles, which it claimed could carry nuclear weapons. What does Pyongyang seek to gain from this threatening activity?
The overriding goal, of course, is the survival of the regime—just as it has been ever since the end of the Cold War.
In the late 1980s and early 1990s, as the Cold War wound down, North Korea was faced with the loss of vital alliances. In response, Kim Jong-il, the son and eventual successor of Supreme Leader Kim Il-sung, embarked on a new course. Abandoning his father’s vision of a socialist state in which the Workers’ Party of Korea would lead the nation and the military, Kim Jong-il built a highly centralized “military first” system in which he himself—indivisible from the military—directed every aspect of government. One might think of this as a kind of crisis management system designed to guarantee the regime’s survival in the face of internal and external threats.
Kim Jong-il viewed the United States as the biggest of these existential threats, and dealing with it as his top priority. This is why North Korea embarked on a nuclear development program and ultimately acquired nuclear weapons over the fierce objections of the international community. At the time of Kim Jong-il’s death, North Korea had yet to meet the challenge of miniaturizing nuclear weapons and developing a delivery system capable of reaching the United States, but it has made steady progress toward those goals under its third supreme leader, Kim Jong-un.
The ostensible purpose of this activity, then, is to eliminate North Korea’s post–Cold War vulnerability to a US nuclear attack by developing its own nuclear deterrence capability. But the real aim now is leveraging that capability to put its relationship with the United States on a new footing. And Pyongyang regards the US–South Korea joint military exercises as a key indicator of Washington’s attitude toward North Korea. In June 2018, with Seoul’s support, Pyongyang managed to arrange the first-ever summit meeting between the US and North Korean heads of state. As both sides pledged to pursue a “new relationship,” US President Donald Trump agreed to suspend military drills with South Korea. Small wonder Pyongyang places such emphasis on the exercises.
Some analysts insist that North Korea’s main objective is removal of the international sanctions imposed over the years under a series of UN Security Council resolutions. But judging from Pyongyang’s behavior since the February 2019 Hanoi Summit, where bilateral talks broke down, the country’s leaders are less concerned with the sanctions than with the US–South Korea joint exercises. This explains why they saw a need for “important practical steps” in response to the military drills that began on March 13, said to be the biggest joint US–South Korea exercises ever.
The Chinese Brake on Nuclear Testing
Until fairly recently, Pyongyang was probably relying on South Korea to steer US–North Korea relations in a direction consistent with its own goals. The administration of South Korean President Moon Jae-in, which prioritized engagement with North Korea, had proved quite useful in that regard. But Moon’s successor, Yoon Suk-yeol—South Korea’s first conservative president in five years—has made deterrence, not engagement, the core of his policy toward the North. He has taken steps not only to shore up the bilateral alliance with the United States but also to repair the trilateral Japan–South Korea–US security relationship. Aiming for friendlier ties and closer cooperation with Japan, Yoon has floated a plan that could resolve the two countries’ longstanding deadlock over the compensation of Koreans conscripted as forced labor by Japanese companies before and during World War II. Predictably, these moves have elicited a backlash from Pyongyang. It has adopted an increasingly confrontational stance toward the Yook administration and has reacted angrily to signs of growing cooperation among Japan, South Korea, and the United States, as well as to the recent US–South Korea joint military exercises.
With Japan, South Korea, and the United States beefing up bilateral and trilateral cooperation, China’s backing is obviously important to North Korea. But Pyongyang has doubts about Beijing’s reliability. Even amid the open hostility of the US-China talks held in Anchorage in March 2021—soon after US President Joe Biden took office—the two sides singled out North Korea as an area where their interests converged. North Korea is one of the most valuable cards Beijing holds in its relationship with Washington, which remains China’s top foreign-policy priority. A concerted pressure campaign by the United States and China could be a disaster for North Korea.
In 2017, after North Korea conducted its sixth and most recent nuclear test and launched an ICBM capable of reaching the continental United States, Beijing joined with the United States in approving extremely tough sanctions against North Korea. Pyongyang is doubtless anxious to prevent a repetition of that fiasco.
In January 2021, at the Eighth Congress of the Workers’ Party of Korea, Pyongyang adopted a plan to bolster national defense, including development of tactical nuclear weapons and missiles with multiple nuclear warheads. Fully implementing this plan will involve additional nuclear testing, and it is widely believed that preparations for a seventh test are well advanced. But North Korea is proceeding cautiously on this front, most likely in deference to China. Beijing has consistently called for denuclearization of the Korean Peninsula and has criticized North Korea’s nuclear weapons program. The Chinese are also said to be concerned about the environmental and geological impact of North Korean nuclear tests, which are conducted near the two countries’ border. Pressure from China may have intensified in 2022, when Xi Jinping was aiming for a precedent-breaking third term at the helm. All these circumstances seem to have convinced North Korea to refrain from nuclear testing for the time being. But the international environment has changed.
Russia as Enabler
The main catalyst for change was the Russian invasion of Ukraine in February 2022. North Korea was among the first to announce its support for Russia, and it joined with only four other countries in opposing the March 2 General Assembly resolution condemning the invasion, even as China abstained. Russia obviously appreciates such support and can be expected to reciprocate.
Presumably relying on Moscow’s backing (while still taking care not to antagonize Beijing), North Korea subsequently fired a series of nuclear-capable missiles, including its newest and most powerful ICBM, the Hwasong-17. In May 2022, Russia vetoed a US-sponsored Security Council resolution to strengthen sanctions on North Korea. (China also exercised its veto power on this occasion.) In this way, North Korea is rushing to take advantage of Russia’s situation and establish a new cold-war order on the Korean Peninsula.
Dire Economic Straits
On the economic front, North Korea is experiencing severe hardship. The pain caused by UN sanctions had already become chronic when trade with China was suspended in response to the COVID-19 pandemic, greatly exacerbating the situation.
It has been some time since government rationing—a key feature of North Korean socialism—functioned effectively, and the real economy has become heavily reliant on black markets and other informal systems. Apparently, the government has been supplying such markets with stockpiled goods in an effort to keep prices under control. But these emergency measures have their limits. With the world recovering from the pandemic, Pyongyang is working hard to reopen trade with China in hopes of rebuilding the real economy. At its plenary meeting at the end of 2022, the WPK Central Committee reaffirmed the policy of strengthening North Korea’s defense, but another plenum was convened just two months later, in February 2023, with a focus on agricultural policy—testimony to North Korea’s economic difficulties.
North Korea is now in the third year of its latest five-year economic plan, adopted in January 2021 at the aforementioned Eighth WPK Congress. While strengthening defense remains a top priority for the government, it must also rebuild the economy if the regime is to survive over the long term. For that, it needs China and Russia.
Preserving the Royal Bloodline
A separate issue that arose amid the flurry of missile launches that began in 2022 is the matter of succession. During this time, Kim Jong-un appeared with his young daughter at key launch sites and a military parade, fueling speculation that she was being groomed as the next supreme leader.
Kim Jong-un is the third head of a hereditary dynasty going back to “Great Leader” Kim Il-sung, and it is taken for granted that only a direct descendent in the so-called Mount Paektu bloodline can accede to that supreme office in the future.
The daughter in question (one of three children, it is said) may well qualify as a candidate for succession, but at this point it makes more sense to view her appearances in military settings as symbolic, a warm gesture of appreciation toward the army by a member of the “royal” family. In either case, those appearances do underscore the ongoing importance of pedigree and suggest that the government will continue to stress the Mount Paektu bloodline as a means of bolstering its legitimacy and ensuring the regime’s continued survival.
Japan’s Diplomatic RoleThe threat from North Korea is more real than ever before. Previously, Pyongyang insisted that its nuclear weapons were solely for the purpose of self-defense, but recently Kim Jong-un has hinted at the possibility of preemptive use. At last year’s plenary session of the WPK Central Committee, for example, he said, “The first mission of our nuclear capability is to deter war, but in the event that deterrence fails, it will perform its second mission,” adding that “the second mission is something other than self-defense.” Moreover, a growing number of North Korea’s frequent missile launches have been classified as military drills, as opposed to tests of new weapons systems.
To counter this growing threat, it is essential to step up security cooperation between Japan, South Korea, and the United States. But it is also necessary to revive the role of the UN Security Council, which has fallen into dysfunction since Russia invaded Ukraine. For this to happen, international society must regain the support of China and Russia, on whose backing Pyongyang depends. Up until now the Security Council has always acted unanimously—which is to say, with China’s and Russia’s assent—in condemning nuclear testing and ICBM launches by North Korea. We cannot allow China or Russia to exercise their veto power next time around.
To this end, it is necessary to lobby China and Russia vigorously and patiently, and Japan has an important role to play in this regard. Tokyo’s relations with Beijing and Moscow have been strained of late, but we have many tools at our disposal, and we must use every available avenue to secure China and Russia’s cooperation in countering the North Korean threat.
© Times of Ukraine